Читаем без скачивания Томас Бекет [=Бекет, или Честь Божья] - Жан Ануй

Король (более грубо). Может быть, перейдем на более понятный язык, Бекет? На тот, который я понимаю? Иначе мы никогда не придем к концу. Мне холодно. И, кроме того, нас ждут там.

Бекет. Я говорю понятно.

Король. Тогда, значит, я глуп. Говори со мной, как о глупцом. Это — приказ. Снимешь ли ты отлучение от церкви с Вильгельма Энсфорда и других моих людей? Отлучение, которое ты провозгласил, несмотря на уговоры епископов?

Бекет. Нет, мой государь. Это мое единственное оружие, чтобы защитить доверенное мне нагое дитя.

Король. Согласен ли ты принять двенадцать предложений, одобренных епископами в Нортгемптоне в твое отсутствие, а именно — отказаться от противозаконной поддержки саксонских крепостных, которые постригаются в монахи, чтобы избежать рабства?

Бекет. Нет, мой государь. Ибо мой долг защищать моих овец, а они — мои овцы. (После паузы.) И также я не соглашусь с тем, чтобы назначение священников было отнято у епископата или чтобы священнослужитель был подсуден иному суду, кроме церковного. В этом мой долг пастыря, и я не имею права отказаться от него. Но во имя мира и так как вы должны остаться королем я принимаю все девять остальных условий. Все, кроме чести господней!

Король (холодно, после паузы). Хорошо, пусть будет так. Я помогу тебе защищать твоего бога, раз это твое новое призвание, в память нашей дружбы. Все, кроме чести королевства. Ты можешь вернуться в Англию, Томас.

Бекет. Благодарю, мой государь. Я так или иначе хотел вернуться в Англию и отдаться под вашу впасть, ибо на земле вы — мой король. И во всем, что касается земной жизни, я обязан вам повиноваться.

Король (смущен. После паузы). Хорошо. Теперь вернемся. Разговор окончен. Мне холодно.

Бекет (глухо). Теперь и мне стало холодно.

Снова, молчание. Они смотрят друг на друга. Слышен вой ветра.

Король (неожиданно). Ты не любил меня, Бекет, не так ли?

Бекет. Насколько я был способен любить, государь, любил.

Король. Ты стал любить бога? (Кричит.) Ты по-прежнему не отвечаешь, когда я тебя спрашиваю, упрямец?!

Бекет (мягко). Я полюбил честь божью.

Король (угрюмо). Возвращайся в Англию. Я дарую тебе королевский мир. И желаю тебе обрести свой собственный мир. И не обмануться в себе. Никогда больше не буду тебя умолять. (Вдруг кричит.) Я не должен был с тобой встречаться! Мне было больно! (Неожиданно, сотрясаясь от рыданий, припадает к холке своего коня.)

Бекет (взволнованно приближается к нему и шепчет). Мой государь!

Король (вопит). Нет, нет, только не жалость! Это гнусно! Назад! Вернись в Англию! Вернись в Англию! Здесь слишком холодно!

Бекет (поворачивает лошадь и приближается к королю, серьезно). Прощайте, мой государь. Вы меня поцелуете в знак примирения?

Король. Нет. Не подходи ко мне! Не могу больше тебя видеть. Потом! Потом! Когда пройдет боль!

Бекет. Завтра же я тронусь в путь. Прощайте, государь. Я знаю, что не увижу вас больше.

Король (с искаженным лицом, злобно кричит). Как ты смеешь говорить такое после моего королевского слова? Значит, ты считаешь меня предателем?

Бекет смотрит на него еще минуту, серьезно, с жалостью во взгляде, потом медленно поворачивает коня и уезжает. Ветер усиливается.

(Внезапно кричит.) Томас!

Но Бекет не слышит. Он удаляется. Король больше не зовет его, он поднимает своего коня на дыбы, потом галопом мчится в противоположном направлении. Свет меркнет и вновь вспыхивает. Нарастающий вой ветра. Другая часть равнины, где находится король Франции.

Людовик. Свидание кончилось, они поскакали в разные стороны.

Первый барон. И не обменялись поцелуем мира.

Людовик. Нет. Я тоже это заметил. Боюсь, что наше королевское вмешательство было напрасным. Не смешаешь огонь с водой. Вот он!

Бекет приближается и останавливает своего коня подле короля.

Итак, Бекет?

Бекет (непроницаем). Благодарю вас, ваше величество, я обрел мир.

Людовик. О каком мире вы говорите? О мире вашей души или о мире с королем? Если о последнем, то издали он показался не слишком горячим.

Бекет. О мире с королем, ваше величество. А душевный мир, тоже весьма сомнительный, зависит от другого владыки.

Людовик. Ведь Генрих не поцеловал вас в знак примирения?

Бекет. Нет.

Людовик. За все блага земные, я не посоветовал бы вам возвращаться, Бекет! Вы доставите мне много хлопот, но все равно! Оставайтесь здесь. Не доверяйте вашему королю, раз он не поцеловал вас в знак примирения.

Бекет. Я отправляюсь завтра, ваше величество. Меня там ждут.

Людовик. Кто ждет?

Бекет печально улыбается, делает неопределенный жест, не отвечает. Издали доносятся звуки трубы.

Войска короля Генриха уходят. Свидание окончено. Вернемся в Ферте-Бернар, мессиры.

Все уходят. Трубы звучат ближе. Перед циклорамой, погруженной в полумрак, на сцене лодка. Ночь. На борту — Бекет, монашек и моряк. Гром. Буря. Лодка едва не опрокидывается. Волна бросает людей друг на друга.

Бекет (хохочет и кричит монашку, который вычерпывает воду). Вычерпывай, малыш, вычерпывай! Нужно вылить столько же воды, сколько вливается, вот и все!

Моряк (кричит Бекету). Держитесь, святой отец! Ла-Манш всегда бесится в это время года. Я и не такое видел! Но раз бог не топит меня, когда я вожу полную лодку макрели, не захочет же он потопить меня и сейчас, когда я перевожу святого человека!

Бекет (тоже кричит, смеясь, словно успокоившись среди бури). Одежда еще не делает монахом! Молись, мой сын! Никогда нельзя быть уверенным, что человек, которого перевозишь, святой.

Моряк (кричит). Лучше вы помолитесь, отец мой! Я вожусь с этой проклятой лодкой! Мне и так дела хватает.

Бекет (смеясь). Ты прав. Каждому — своя работа!

Волна вздымается еще выше. Парус хлопает на ветру; кажется, море вот-вот поглотит лодку.

Моряк (выравнивает лодку и кричит). Браво, отец мой! Видать, вы умеете молиться! На этот раз мы непременно должны пройти.

Бекет (его лицо покрыто брызгами, шепчет, улыбаясь). О, как хороша божья буря! И как гнусны людские. От них остается во рту дурной привкус, выходишь ли ты победителем или побежденным. Вот было бы славно, если бы человек сражался только с хищниками, с огнем, с водой и ветром! (Кричит монашку, указывая на старого моряка, который борется с бурей, держа руль.) Посмотри, как он стоит у руля, взгляни на это дубленое, словно вылепленное лицо! Он никогда не выплевывает табачную жвачку, даже когда пьет бульон. Погляди на этого старика! Ведь у него ореховая скорлупа, а не лодка, а он спокоен среди этого ада. Он может все. О, я люблю людей! Суровое племя.

Новая волна.

Моряк (выравнивает лодку, кричит). Держитесь, отец мой! Еще несколько «Отче наш» — и мы проскочим самое опасное место. Молитесь усерднее!

Бекет (весело кричит среди сильных порывов ветра). Смело рассчитывай на меня! Но сам тоже держись, старина! Бог забавляется. Он отлично знает, что не так я должен умереть!

Лодка ныряет еще раз в высокую, как дом, волну и исчезает. Гром, молнии над разбушевавшимся морем среди мрака ночи. Потом — слабый свет. Пустынный берег. Издалека еще доносится шум моря, но кругом разлит покой. Бекет и монашек стоят рядом на голом песчаном берегу. Серый, пасмурный рассвет.

Бекет. Где мы?

Монашек. Похоже, на побережье, близ Сандуича.

Бекет. Если бы так! Эта местность мне известна. Мы доберемся до Кентербери проселочными дорогами.

Монашек. Человек, подбежавший к нам, когда мы уже садились в лодку во Франции, сказал, что нас будут поджидать где-то здесь поблизости.

Бекет. Бог послал хорошую бурю, желая обмануть их. Они не могут себе представить, что нам удалось переправиться. Они ушли к себе спать. Даже убийцы спят.

Монашек (просто, как о чем-то само собой разумеющемся). Придется умереть?